— Попробуем начать с самого начала, — донеслось до Брук откуда-то издалека, и перед ней появились чистый лист и ручка, которой она совсем недавно отбивала какой-то бодрый марш.
— Я не могу, — выговорила она, пытаясь сфокусировать взгляд на сидящем напротив мужчине.
— Конечно можете. Берите ручку и пишите. Сначала свое имя и место жительства…
Брук послушно взяла ручку и попыталась вывести свое имя, но пальцы дрожали так, что написанная строка вполне могла сойти за китайские иероглифы.
— Я… Кажется, я испортила лист, простите…
— Ничего страшного, — терпеливо сказал детектив, ловко выхватил испорченный лист, скомкал и зашвырнул куда-то в угол.
Брук машинально проводила его взглядом. Бумажный комок угодил прямехонько в корзину для мусора, и так же автоматически девушка отметила, что глазомер у него хоть куда, не то что у Глории… Когда она взглянула на стол, перед ней уже лежал новый лист, который через минуту разделил судьбу своего собрата, и на этом запасы бумаги, лежащие на столе, иссякли.
Детектив рывком отрыл ящик стола и принялся копаться там в поисках нового листа. Брук сидела, ухватившись за ручку, как утопающий за соломинку, и в голове у нее гудел самый настоящий улей: мысли метались, как растревоженные пчелы. Что же все-таки происходит? Правду ли сказал этот детектив или ее решили просто припугнуть, чтобы она быстрее соображала? Кажется, в одном из многочисленных сценариев, что Глория приносила домой пачками, была похожая сцена. Мысль о Глории немного упорядочила сумбурные мысли Брук. Уж Глория никогда бы не впала в истерику, поддаваясь на провокацию, и уж подавно не позволила бы себя запугать. Она бы потребовала немедленных и подробных объяснений, шефа полиции, адвоката и мигом бы поставила этого громилу на место!
Брук с опаской взглянула на склоненную голову мужчины, который продолжал рыться в ящике стола. Нет, она не Глория и ей ни за что не удастся проявить подобной твердости. Ей не поможет даже мысль о том, что эти слова — всего лишь эффективный психологический прием из обширного арсенала ему подобных. Нечего даже пытаться, она тут же спасует…
— Вот, держите. — Третий лист появился перед ней, и Брук снова нацелила ручку на начало строки, но после некоторого колебания положила.
— В чем дело?
— В таком состоянии я вполне могу уничтожить годовой запас бумаги вашего участка, — дрогнувшим голосом сказала она. — Разве вы не видите, что я не могу писать?
Детектив взглянул на ее нервно подрагивающие пальцы, а потом перевел взгляд на лицо Брук.
— Кажется, уже вижу.
Брук выдохнула. Он не стал приказывать, настаивать и кричать, как она опасалась, и это придало девушке немного смелости.
— Скажите, детектив, а вы уверены, что мы сейчас имеем в виду одного и того же человека?
— Что?
— Я говорю о Люке… О человеке, который украл мою сумку.
Господи, как ей хотелось, чтобы все так и было: он просто ошибся дверью и перепутал ее с каким-то другим свидетелем. Ведь бывает же и не такое! Она готова была забыть о всех неприятных минутах и о том, как он напугал ее, лишь бы это все оказалось нелепой ошибкой.
— Вам что, не показали фоторобот преступника?
Брук отрицательно потрясла головой. Ее надежда на то, что это недоразумение, росла.
— Проклятье, чем они все тут занимались столько времени?! — процедил детектив сквозь зубы, роясь в карманах.
Наконец он извлек помятый лист, сложенный вчетверо. За эти минуты, что длились поиски, Брук успела убедить себя, что сейчас они все выяснят, детектив рассыплется в извинениях и Брук покинет эти «гостеприимные» стены.
— Вам знаком этот человек? — спросил детектив, разворачивая лист и поднося его близко к лицу Брук.
С листа на девушку смотрел Люк, и ее сердце мгновенно ухнуло куда-то вниз, а ладони стали мокрыми.
— О!.. — испуганно пискнула она.
— Это он? Без эмоциональных восклицаний, только «да» или «нет».
— Д-д-да… — выдавила она.
— Вы уверены?
— Да, уверена!
— Слава богу, что хоть это мы выяснили!
— Нет, не слава богу… Я не могу поверить, что все это…
— Принести воды? — быстро перебил он Брук.
— Простите?
— Мадемуазель Стилер, вы вовсе не производите впечатление истеричной особы. Ничего не случилось, вы просто опознали преступника. Но если вам не по себе, я принесу воды и каких-нибудь успокаивающих капель.
Брук несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пытаясь сдержать приступ самой настоящей паники. Кажется, это ей удалось.
— Не нужно… Со мной уже все в порядке.
— Вот и хорошо, — быстро произнес он. — И… мне все-таки нужны ваши показания, мадемуазель Стилер.
Не успела Брук напомнить, что она не в состоянии писать, как полицейский вытащил небольшой диктофон и положил на стол перед девушкой.
— Попробуем вот так, — сказал он, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
— Что я должна говорить?
— Расскажите все с самого начала. Что вы делаете в Париже, где живете, с кем общаетесь. Все по порядку.
— Хорошо. — Брук начала рассказ с того момента, как они с Глорией оказались в Париже, как нашли квартиру и как они проводят время.
Брук слегка успокоилась и довольно внятно поведала о знакомстве с Люком. И вот тут-то ее опять стал охватывать ужас. Неужели Люк, тот самый Люк, художник, который рисовал ее портрет, улыбался и выглядел совершенно нормальным, обычным человеком, на самом деле матерый преступник? Неужели такое вообще возможно? У преступников должны быть страшные лица, на которых легко читаются всевозможные человеческие пороки, а не веселые улыбки и мягкий, проникновенный голос… Хотя с другой стороны, любой преступник должен подстраиваться. Ведь ему нужно находить жертвы и устраивать им ловушки.