— Это ты меня извини, что сорвался.
— Ладно, забыли. Так как же бисквит? Он удался. Месье Хоук, вы будете бисквит? — почти официальным тоном спросила Брук и тут же подумала, что Дэн захочет продолжить войну и ответит, что лучше умрет с голоду, чем согласится отведать ее бисквит.
Но ведь это не какой-то там роман, где бушуют совсем другие, книжные чувства, и умирать от голода, лишь бы ей напакостить, Дэну вряд ли захочется.
— Буду, — отозвался он.
Дэн принял оливковую ветвь мира. То есть ореховый бисквит мира.
Следующий день был похож на предыдущий. Все шесть дней, как братья-близнецы, за исключением того, что теперь у Брук стали сдавать нервы. Все утро, пока не было Дэна, она думала о том, что происходит. Иногда Брук кидалась из крайности в крайность: от решения немедленно уехать, пока его нет, до того что она при его появлении закатит слезливую истерику и потребует все прекратить.
Потом она попыталась разобраться в себе, в собственных чувствах и достигла определенных успехов, хотя до полного самоанализа было еще далеко.
Дэн нужен ей — к такому невероятному выводу пришла Брук. Она даже не могла на него долго сердиться. Не могла и все! С того мгновения, как он привез ее в свой дом и заявил, что теперь Брук под его охраной, что-то мгновенно и бесповоротно изменилось. Он перестал быть просто посторонним, абсолютно чужим человеком. С того самого мгновения он стал причастен к ее судьбе, к ее чувствам. Он стал причастен к Брук. Это было не слишком приятное открытие — пугающее и тревожное. Брук взглянула на софу, где спал Дэн. А может, это случилось гораздо раньше, как только она увидела его… А может, они оба шли к этой встрече всю жизнь?
За эту неделю она узнала о нем столько всего, что становилось даже страшно. Она знала, что Дэн всегда с утра недоволен жизнью, что он обожает выпечку и что у него есть дурацкая привычка комом бросать мокрое полотенце в ванной. Иногда она наперед угадывала, что он сделает, или скажет, или какова будет его реакция на что-то…
Господи, она знала, как он пахнет, как дышит, как двигается, как растягивает слова, когда ехидничает, как улыбается и как у него темнеют глаза, когда он целует ее… Все! Стоп! Это воспоминание было совсем лишним. Брук вовсе не заказывала такие знания, она их не хотела. Просто все так получилось и с этим нужно смириться… О господи, кого она обманывает! От его поцелуев и прикосновений в ней пробуждался такой вулкан, что ей самой становилось страшно. И хуже всего то, что в эти моменты она абсолютно не могла контролировать себя. Интересно, у Дэна с Нади все происходило точно так же? Боже, о чем она только думает? Она не хочет, не желает не только это знать, но даже думать об этом. Брук обхватила голову ладонями и помотала из стороны в сторону. Хорошо, хоть Дэн ее сейчас не видит, а то он бы решил, то она немножко двинулась от долгого сидения в его квартире!
Дэн снова припозднился, но, кажется, у него это вошло в привычку. Потом отказался от ужина, сказав, что сыт. Вот это было что-то новенькое.
— Ты посвящаешь своей работе слишком много времени, — разочарованно заметила Брук.
— Лучше это, чем посвятить жизнь изучению литературы гвинейского племени…
— Русской литературы, — поправила его Брук. — И я по-прежнему не понимаю, что здесь плохого.
Так она бросила пробный камень. Это было довольно рискованно, ведь в прошлый раз именно так началась ссора, но Брук должна была проверить правильность своих догадок. Если Дэн попытается малейшую мелочь раздуть в скандал, значит, он искусственно пытается нагнетать обстановку для того, чтобы держать ее на расстоянии.
— По-моему, ничем не хуже, чем твоя дурацкая работа.
— Моя работа вовсе не «дурацкая»! — уже с напряжением в голосе сказал Дэн и выжидающе уставился на Брук, словно ожидая ответного хода.
О, она все-таки оказалась права! Он просто трус, боится, что она попробует навязаться ему.
— Ты мог бы вести себя как нормальный человек, а не пытаться мне досадить, — сухо сказала Брук, и Дэн замер.
— Что это значит? — зловещим тоном поинтересовался он.
— Только то, что, если ты не хочешь со мной общаться, тебе просто достаточно мне сказать об этом, а не хамить! И, кстати, сегодня твоя очередь мыть посуду! — мстительно добавила Брук. Ужасный, закоренелый трус!..
— Но ведь я не ужинал.
— Все равно твоя очередь!
Когда Дэн вымыл посуду и пришел в гостиную, Брук сидела на софе и делала вид, что читает. У нее снова было несчастное лицо, и Дэну почти физически стало больно оттого, он делает Брук несчастной. Коварные слова сожаления застыли на губах. Нет, нельзя проявлять мягкости. Потом станет еще хуже! Дэн включил телевизор и нашел канал, транслирующий футбольный матч. Дэн не слишком жаловал футбол, но уселся основательно и сделал вид, что ему страшно интересно.
— Не мог бы ты сделать звук тише, я читаю, — предельно вежливо спросила Брук.
— Неужели Пушкина? — ехидно осведомился Дэн, и Брук поняла, что даже мойка посуды не остудила его, как она надеялась. Он снова провоцирует ее, пытаясь закончить начатое, то, что не сумел вчера. — Или одну из тех книжонок, которыми завалена твоя квартира?..
— Что? — зловещим тоном поинтересовалась Брук.
— Теперь я знаю, откуда идут эти фантазии. От этого увлечения любовной ересью!
Эти слова оскорбили Брук до глубины души.
На этот раз он слишком далеко зашел! Брук, добрейшее и милейшее существо, охватило бешенство.
— Фантазии? Какие фантазии? Разве ты можешь знать, что у меня в голове и что я на самом деле чувствую? — Внутри Брук словно прорвалась плотина, и глаза Дэна, не ожидавшего столь бурной реакции, невольно расширились. — Как долго ты еще собираешься разыгрывать этот спектакль?! — обвинила она его так гневно, как средневековый инквизитор — еретика.